В Берне было высоко развито чувство истинного патриотизма, не совместимого с национализмом. В остром памфлете «Менцель-французоед» он высмеял тупого националиста Менцеля, прославившегося ненавистью к революционной Франции и доносами на передовых писателей и мыслителей Германии. Берне приветствовал июльскую революцию, но очень скоро понял ее буржуазную ограниченность. Живя в 30-е гг. в Париже, критик видит бесправное и нищенское положение городского люда. С нескрываемым сарказмом он пишет о «сословии рыцарей наживы», захвативших ключевые позиции в экономической и политической жизни страны. Все надежды на будущее Берне связывает с народом. Он видит в бедняках «единственных людей, у которых проклятые деньги не купили всей души, всей веры, единственных, у кого праздность не высосала всех нервов и в ком живо стремление к свободе и готовность к борьбе за нее до последней капли крови». Берне предсказывает, что «понадобится новая революция, а за ней, конечно, дело не станет». Он, особенно в 30-е гг., борется за равенство не только в политической, но и в экономической сфере. Однако Берне не принял учения социалистов-утопистов, не отверг принципа частной собственности. Ему казалось, что социалистический строй приведет к обезличиванию человека, а это гибельно скажется на развитии искусства. |